3000 руб./час
Категория: Экзекуция
Старый каменный замок, сероватые стенки, скоро начнут соединяться с мглой сумерек, звук дождика, запах дождика, воздух, какой может быть исключительно в дождик. И прекрасная дама, гордо застывшая около окна, в одиночестве, глядит вдаль, на разбухшую от воды дорогу, ведомую в замок...
Земля еще помнит жар солнечного лета, потому от зеленоватых лужаек, раскинувшихся перед величавым строением, подымается белесый пар, еще гуще этот пар вьется из виднеющегося невдали леса, который в наступающей мгле кажется таким, загадочным, дальним, таинственным... Белоснежные тонкие клубы парят над землей, ухудшая и без того слабенькую видимость, и кажется, стремятся слиться с низковато нависшими серыми тучами, из которых беспрестанно хлещет дождик.
Дама не отрывает взгляда от размокшей дороги, которая, затейливо петляя, уходит в глухой лес...
Звук журчащей маленький речушки, текущей серебряной лентой сзади замка, смешивается с радостным потрескиванием камина в широкой, но комфортно обставленной комнате. Пышноватые ковры на стенках чередуются с старыми доспехами и орудием, на полу белые теплые шкуры неслыханных животных. На стенках танцуют необычные тени от неровного пламени камина.
Старый черный замок, так старый, что даже сами камешки, чья память одна из самых длительных, не сумеют сказать, чьи руки укладывали их тут, в этом загадочном и притягивающем первозданной красотой месте. Чья воля вырывала их из тенет мрака в немыслимых глубинах земли и переносила сюда, строя нечто совсем, казалось, неестественное этому месту, но, все же, так успешно гармонирующие и сочетающиеся с ним.
Знала это только дама, застывшая красивым изваянием у окна в одной из крепостных башен, один вид толщины и прочности стенок которых мог напрочь отбить желание хоть какого даже самого отчаянного предводителя повести войска на приступ. Ее роскошная высочайшая фигура таила внутри себя непонятную опасность и сокрытую силу. Тонкие черты лица, прямой нос, волевой рот, обрамленный красными губами, и небесно-ледяной синевы глаза в сочетании с волнистыми волосами до середины спины цвета темного золота, делали даму похожей на неизвестную этому миру богиню. И кто знает, произнесут умудренные опытом древнейшие старцы, может быть, это не так и далековато от правды.
С пришествием ночи дождик только набирал силу. И без того черные тучи стали сгущаться все посильнее и посильнее, отчего небо сейчас казалось воротами в непостигаемый безбрежный мрак. Только затейливо извивающиеся ветки молний, начавшие рождаться кое-где в глубине этого темного хаоса, на миг освещали пламенными сполохами темные клубы туч, заставляя отойти подкрадывающиеся наваждение, но только потом, чтоб через мгновение оно возвратилось вновь, с новейшей силой.
Ночь накрыла землю непроглядным куполом, ни слабенького сияния звезд, ни мельчайшего лучика блеклой луны. Мрак, темень и дождик. В такое время даже самый голодный и страшный хищник скрывается глубоко в собственной норе, не рискуя высунуть носа наружу.
Мирные пахари и селяне наглухо запирают все ставни и двери, безотчетно падая ниц перед святыми видами, моля их защитить и оберечь. Ибо существует поверье, что конкретно в такое стршное ненастье выходит на охоту сама Владычица Погибели, и горе тому злосчастному, кого она застанет в дороге, кто не успел возвратиться и прочно запереться у себя дома. Муки его будут непередаваемыми, и неважно какая пытка, которая могла бы придти на развращенный разум заплечных дел мастеров Святой Инквизиции, покажется ему веселым удовольствием.
- Глуповатое поверье, если разобраться. Если уж эта Владычица Погибели такая могущественная, какой ее обрисовывают, почему бы ей просто не разнести какую-нибудь деревню либо даже крепость на маленькие куски, после этого вволю услаждаться мучениями выживших? - глубинный тихий глас, сорвавшийся с губок дамы, казалось, звучит сходу отовсюду, рождая неосуществимое тут эхо. Даже пламя на миг испуганно замигало и стало не так ярко пылать, ну и потрескивание закончилось, как будто огнь и взаправду решил не завлекать излишнего внимание обладательницы этого необычного голоса. В комнате приметно потемнело.
- Вы как обычно правы, Госпожа, - ласковый тяжелый глас раздался из другого конца комнаты. В роскошном арочном просвете стояла чарующая собственной умопомрачительной красотой женщина. Длинноватые тонкие ноги, высочайшая пышноватая грудь, узкая талия могли свести сума кого угодно, а если добавить к фигуре к тому же безупречные черты лица с будто бы нарочно увеличенными темными очами и ярко-алыми губками и все это окаймлить водопадом пышноватых золотистых локонов, то приобретенный эффект, наверняка, практически каждый именовал бы запредельной красотой.
- Ах, Эльмирена, я и не увидела, как ты подошла, - глас сейчас звучал совсем обычно, и притихший было огнь в камине из резного камня, опять принялся разгораться. Вот уже 1-ые застенчивые язычки пламени начали вырываться за чугунное огораживание, косясь в сторону загадочной дамы у окна, как будто пытаясь угадать ее настроение, чтоб дать сигнал своим, дескать, сейчас можно расслабленно пылать и пощелкивать.
- Ой, простите меня, Госпожа, что я так неудобно нарушила Ваш покой, - в изумрудных переливах тяжелого бархатного голоса сквозило искреннее сожаление и досада. - Я принесла вам ужин, моя повелительница. - С этими словами женщина, чью одежку составляли только темные босоножки на маленький платформе с 15 см. шпилькой неуверенно прошла в середину комнаты и волнующим грациозным движением поставила серебристый кружевной поднос на стол из темного дерева, чья древность могла бы поспорить только с его же прочностью и основательностью. Скоро на черной полированной поверхности появились маленькие блюда и графин с карминового цвета напитком, утонченности и вкусу которых позавидовали бы и на Нескончаемом Пиру Богов, куда по легендам попадают только доблестные войны, геройски павшие в бою.
- Ты снова нагая ходишь, - укоризненности в этом полу-вопросе полу-утверждении было ни на йоту.
- Да, моя Госпожа, по-другому я не желаю и не могу перед Вами ходить, - практически шепнула женщина, щеки ее при всем этом налились густым румянцем. Чувствовалось, что ей сразу страшно неудобно, да и дико приятно находиться в таком "наряде" перед той, кого она называла Госпожой.
- Какая же ты шлюха, Рен, - от этих слов, произнесенных в звенящей тиши (огнь в камине хоть и разгорелся, пощелкивать пока не решался) таким императивным голосом, лицо девицы, сервировавшей стол, все залилось краской стыда.
-Д-дааа, Госпожа, - ее глас дрожал от нахлынувшего возбуждения, вобщем, как и ее красивое тело. Дыхание стало учащенным и прерывающимся.
Дама, в конце концов, оторвала взор от невеселого, темного пейзажа на улице и проследовала к столу с грацией, о которой кошки могут только грезить. Ее длинноватые ножки обтягивали темные блестящие сапоги выше колен с железной шпилькой. Кожаный темно-бордовый корсет прибыльно подчеркивал и без того практически безупречные формы, на руках тонкие перчаточки под цвет сапог. Она впритирку подошла к задыхающейся от страсти девице. Тонкие пальцы, затянутые в эластичную материю, черным пауком легли на белую пышную грудь девицы, увенчанную красным нимбом сосков, которые были на данный момент тверже камня. От легкого, но в тоже время настолько императивного прикосновения у девицы вырвался звучный стон наслаждения.
Равномерно нежные ласки сменились более грубыми. Осторожные касания сменились металлической цепкой, ее груди нещадно мяли, как будто тесто, размазывали по телу, возили из стороны в сторону, сводили их совместно, после этого тянули ввысь, как будто пытаясь приподнять все тело. Соскам тоже доставалось - их свирепо выкручивали, цепко зажав меж пальчиками. Через несколько минут таковой ласки Эльмирена была готова кончить. Меж ног у нее просто просачивалось, она ощущала себя таковой похотливой, таковой порочной, просто текущей самкой и больше никем. Понимание этого бичом стыда жгло ее душу, но итог был диаметрально обратный - возбуждение только увеличивалось до максимума. И с каждой конфузливой ...идеей этот придел рос и рос, а за ним устремлялось ввысь и возбуждение.
- На колени, сука! - глас опять звучал громовым шепотом сходу отовсюду, и осмелевший было огнь в камине здесь же сжался в трепещущий оранжевый комочек.
Оголенная женщина здесь же упала на четвереньки, призывно выгибая спину и вздергивая овальную попу. В правой руке у отдающей приказы дамы из воздуха соткался узкий гибкий хлыст. Он был черен как ночь, раскинувшаяся по ту сторону окна, и даже еще чернее, казалось, он поглощает хоть какой свет вокруг, впитывая его в себя.
Свист рассекаемого воздуха и звучный звук удара хлыстом, заглушились ласковым стоном, больше выражающим наслаждение, чем боль. На белых ягодицах пролегла узкая красноватая полоса. За первым ударом последовал 2-ой, 3-ий.
Эльмирена покорливо стояла на месте и воспринимала схожее наказание. За что? Разве это имеет значение? Госпоже так захотелось, а она должна делать все, чтоб удовлетворять всякую прихоть собственной повелительницы, тем паче, что это так приятно. Приятно быть ЕЕ вещью, собственностью, бесправной рабыней, похотливой сукой, только и мечтающей о все новых и новых унижениях. С каждым обжигающим огнем ударом хлыста в ней подымалось желание служить Госпоже, принадлежать Госпоже и еще кончать, бурно проникновенно кончать от выполнения унизительных приказов и понимания себя бесполезной шалавой, неизвестно за какие награды удостоенной чести служить ЕЙ.
- Раздвинь ноги пошире, потаскуха, - глас гремел, казалось прямо у нее в ушах.
Эльмирене нравилось, когда ее именуют схожими словами, от этого она заводилась еще посильнее. Она знала, что на данный момент должно последовать, и ожидала этого со смешанным чувством ужаса и предвкушения необыкновенного наслаждения. Ее ожидания оправдались. Несильный, но довольно хлесткий удар прошелся по ее промежности. 1-го удара было довольно, чтоб стройная светловолосая женщина упала на пол и забилась в судорогах оргазма. Прекрасные глаза закатились, ротик исказился в гримасе непередаваемого блаженства. С мокроватых губок начали срываться звучные стоны, равномерно переходящие в нечто схожее на вопль, только этот вопль яснее ясного гласил не о боли, а о переживаемом удовольствии. За первым ударом последовал очередной и еще, сила их с каждым взмахом руки равномерно нарастала. Женщина на полу была в полной дезориентации - как бы она только возвратилась с головокружительных высот блаженства, как здесь же очередной удар высылал ее назад. Непрекращающаяся цепь взрывов вселенского наслаждения, раз за разом рождающихся меж ее длинноватых ног, высылала ее на заоблачные высоты.
Эльмирена открыла глаза. Она лежала на полу, вся взмокшая. В камине умиротворенно пощелкивал огнь. По телу дивным эликсиром расплескивалось ублажение и блаженная легкость. Меж ног, правда малость саднило, но это была сладкая боль. Поискав взором Госпожу, она нашла ту, сидящей у изголовья стола равномерно уничтожающую принесенные блюда. Мастерской работы кувшин из горного хрусталя был наполовину пуст. Женщина знала, что ей необходимо делать. Встав на колени, она поползла к собственной хозяйке. Это было что-то вроде обряда - после каждой схожей порки Эльмирена была должна благодарить свою повелительницу за преподанный урок, благодарить, вылизывая ее сапожки. Эта унизительная процедура всегда распаляла в ней похоть и желание, независимо от того, сколько раз ранее она кончила. Вот и на данный момент, чуть коснувшись язычком темной блестящей поверхности сапожек, она ощутила волну страсти, прокатившуюся по всему ее телу. Вкус собственных выделений, оставшихся на хлысте, который она так же должна благодарить поцелуями и язычком, только усилил это чувство. Щеки при всем этом вновь стали пунцовыми.
- Встань, - глас неизвестным образом опять звучал самым обычным, хотя ноты властности никуда не пропали.
- Ты голодна? - сейчас даму облила волна нежности, щедрым потоком льющейся из ласкового рачительного голоса ее необычной хозяйки.
- Ох, нет, Госпожа, что Вы+- смущению Эльмирены от такового нежного воззвания не было придела.
- Но ты же утром ничего не ела, - это было быстрее утверждение, чем вопрос.
Женщина замялась и еще более побагровела, не зная, что ответить.
- Отлично, сука, тогда я тебя покормлю, - от этих слов, произнесенных настолько императивно и агрессивно, по телу Эльмирены пробежал поток жгучего желания.
Мгновением позднее женщина уже посиживала на крышке стола с обширно разведенными ножками, прислонившись, спиной к стенке. У ее влагалища красовалась миска со различными экзотичными фруктами. В полном молчании Госпожа взяла из миски банан и, молча, принялась засовывать его в истекающее соком желания лоно девицы. Делала она это небыстро, да и, в общем-то, не церемонилась. По приглушенным вздохам Эльмирены нереально было осознать, нравится ей это либо нет. Когда желтоватый фрукт практически пропал в теле тихо стонущей, но стонущей уже очевидно от наслаждения, девицы, Госпожа начала неспешное возвращение этого дара природы назад на волю. Ласковый тихий стон - Эльмирена в очередной раз кончила.
Девице казалось, что она не сумеет пережить схожее унижение. В ней уже побывало половина фруктовой миски: и большие зеленоватые виноградины, и оставшиеся бананы, и парочка больших мандаринов, а так же апельсин и грейпфрут. Каждый фрукт поначалу бывал в ней в кожице, если такая у него имелась, после этого вынимался, очищался и резался на осторожные дольки. Позже эти дольки, вновь стопроцентно погружались в нее нередко совместно с тонкими пальчиками Госпожи, держащими их, и только потом отчаливали в рот. Слезы от переживаемого падения вновь и вновь чертили мокроватые дорожки на ее залитых краской стыда щеках, но это только усиливало и без того бурные оргазмы, нескончаемой вереницой протянувшиеся во время ее ужина. Фрукты в "своем соку" - так выразилась ее богиня, и только от одной этой унизительной фразы она была готова кончать вновь и вновь.
Неприметно прошло пол ночи. Дождик и не задумывался слабеть...
Как обычно - пожелания, предложения и свои фантазии вот сюда:
